Тюркские народы с древнейших времен оказывали воздействие на автохтонное население Вятско-Камского региона. Сегодня татары составляют 2,2% населения современной Кировской области, оказывают значительное влияние на финно-угорские этносы этой территории [1]. Появление тюркской этнической группы традиционно связывается с булгарами и образованием государства Волжская Булгария. Однако есть данные и о более раннем появлении тюрков на территории области. Как верно отмечает Е. П. Казаков: «В природно-географическом отношении Урало-Поволжье и Прикамье чрезвычайно благодатны для проживания коллективов людей с различным хозяйственным укладом. … В крае сказывались все эпохальные политические события Евразии…» [2]. Одним из таких эпохальных событий стало Великое переселение народов, положившее начало движению тюркоязычных кочевников на запад.

А. Х. Халиков считал, что «тюркизация края, проходившая в виде неоднократных внедрений в край тюркоязычных, тюрко-угорских племен, начинается в первой половине I тыс. н. э. Первые волны древнейших тюркоязычных племен … докатываются до берегов Волги и Камы в III–IV вв. н. э., когда в крае наблюдается значительное изменение этнической карты» [3]. Именно в III в. на Вятке отмечается появление инородного населения, оставившего на территории Кировской области (в основном на юге) курганные могильники (Азелино, Суворово) и необычные воинские захоронения в Худяковском (погр. 88) [4]. Позже, в конце IV–V вв. такое же инородное население оставит некоторые погребения в бескурганных некрополях Тюм-Тюм и Первомайский [5]. В них в основном погребены молодые мужчины-воины с большим количеством оружия, не характерного для автохтонного населения края. Существуют разные версии этнической интерпретации этих памятников: автохтонная [6], гото-славянская [7], сарматская (касательно могильника Тюм-Тюм) [8]. Нисколько не умаляя выводы уважаемых ученых, позволим себе вслед за А. Х. Халиковым и П. Н. Старостиным указать на некоторые тюркские параллели этих памятников. Известно, что курганный тип могильников сам по себе более характерен для степных кочевников, кроме того женские головные уборы, найденные в азелинских могильниках, в виде шапочки-такьи  обнаруживают прямые параллели с чувашской тухьей, имеющей явно тюркское происхождение [9]. Также отметим, что широкое распространение коневодства в III–V вв., как и позднее, вплоть до IX в., связано с известным влиянием извне, со стороны южных племен, которые в это время вторглись в Прикамье [10]. Профессор А. В. Богачев считает население, оставившее необычные захоронения на Вятке, пришедшим из среды, культурно и этнически близкой к гуннам, а точнее к гунно-уграм, которых можно индетифицировать с хунугурами Иордана. Вывод обосновывается находками в могильниках гуннских наборных поясов с двукружковыми накладками. Находки этих поясов маркируют движение гуннов из-за Урала в Северное Причерноморье (Кубей), а затем и в Прикамье (Азелино, Худяки и др.) [11].

Многие исследователи указывают на угорские и сарматские параллели ряда памятников этого периода. Так, С. В. Ошибкина анализируя материалы могильника Тюм-Тюм, не исключает «что в середине IV в. н. э. часть сарматского населения была вытеснена из степей в лесостепную зону, где возникли поселения и памятники подобные могильнику Тюм-Тюм» [12]. В этой связи важно отметить, что гуннская орда не являлась однородным, чисто тюркским образованием. Во время своего пути на запад гунны вовлекали в движение многие кочевые племена встреченные ими на пути, в том числе сарматские и угорские. Более того, культура гуннов представляла собой своеобразный сплав самых разнородных элементов, отразивших участие в ее создании многих народов покоренных ими [13]. Л. Н. Гумилев, посвятивший многие свои труды кочевникам степей Евразии, описывая племена хуннов отмечал, что «именно с угорских территорий начали хунны свой новый поход на запад, причем угорский элемент составлял их основную боевую силу, и нет оснований сомневаться в том, что оба народа смешались и слились в один новый народ – гуннов» [14]. В связи с этим, вполне вероятно присутствие на Вятке одного из отрядов именно гуннской орды, но с ярко выраженным сарматским или угорским компонентом.

Очевидно и воздействие пришлого населения на местные племена ломоватовской культуры на севере Кировской области. Это ярко демонстрируют памятники харинского этапа ломоватовской культуры (V–VI вв.), ареал распространения которых затрагивает также и Афанасьевский район области. Можно выделить целый ряд вещей, которые встречаются в харинских памятниках, не являясь атрибутом азелинских и мазунинских. Интерес представляют обломки наконечников ремней, украшенных зернью и вставками и височные подвески-лунницы, также украшенные зернью и вставками. Данные предметы характеризуются стандартной манерой украшения, присущей полихромному стилю гуннского времени. Центром изготовления таких предметов было Северное Причерноморье, а точнее Пантикапей [15]. Показательно, что и на дальнейших этапах культуры появляются поясные накладки, но уже тюрко-сибирского (VII–VIII вв.) [16] и салтово-маяцкого типов (VIII–IX вв.) [17], что также указывает на тюркские параллели. Пришлое население, как и население оставившее необычные захоронения в азелинских памятниках, характеризуется курганными могильниками и развитым культом коня, что позволяет предположить их тюркское происхождение. Важно отметить, что пришельцы вступили во взаимодействие с финно-угорскими племенами и в силу своей малочисленности, поглощались ими. Во всяком случае, до рубежа VI–VII вв. заметных изменений в этнической карте региона не произошло [18]. Подтверждением этому служит постепенное исчезновение обычая насыпать курганы. Вероятно, обычай трансформировался в традицию обозначать место захоронения холмиком [19].

Как видно, в эпоху Великого переселения народов, имел место определенный внешний импульс, оказавший серьезное воздействие на население территории Кировской области. Р. Д. Голдина считает, что «таким импульсом явился приток в Прикамье пришлых степных групп населения, принесших сюда своеобразный обряд захоронения под курганами и не менее своеобразную материальную культуру» [20]. В этой связи довольно интересны проведенные тюркские параллели в культуре этого населения, ведь как справедливо отмечал В. Ф. Генинг: «Понять сложнейшие события этого времени в Прикамье можно лишь в неразрывной связи с теми событиями, которые происходили в степях юга, и, прежде всего, с грандиозным движением кочевых орд гуннов, ворвавшихся в 70-х годах IV в. в Восточную Европу» [21]. Однако вопрос окончательно решенным считать нельзя, он требует дальнейшего изучения.

В VI–VII вв. наблюдается вторая волна тюркизации, связанная с эпохой Великого тюркского каганата, повлекшая за собой новое изменение этнической карты Поволжья и Приуралья и сопровождавшаяся усилением в этом районе смешанных тюрко-угорских (оногурских) племен [22]. Свидетельством этих процессов являются многочисленные находки в Приуралье и Прикамье кладов (более 75 пунктов) так называемого восточного серебра. Показательно, что большинство предметов (серебряные сосуды, украшения, монеты и т. п.), содержащиеся в этих кладах, относятся к V–VIII вв. и являются произведениями сасанидских и византийских мастеров. Они, очевидно, попали в руки тюркских и союзных с ними воинов при тех многочисленных войнах, которые тюркюты во второй половине VI в. вели на территории Ирана и подчиненных Византии провинций [23]. А. Х. Халиков отмечает, что «появление­ драгоценных византийских и средне-азиатских изделий IV–VI вв. в Западном Приуралье было достаточно массовым и не случайным явлением. Оно совпадает по времени с началом функционирования могильников неволинского типа, что было связано с притоком в Прикамье не позже рубежа VI–VII вв. нового населения. Это-то население, очевидно, и принесло ту огромную массу сасанидско-среднеазиатского и отчасти византийского драгоценного металла, вскоре осевшего в виде кладов на прикамской земле» [24]. Значительное количество кладов и отдельных находок таких предметов обнаружено и в Кировской области в основном в бассейнах рек Вятки, Чепцы [25] и верховьях Камы (Афанасьевский район) [26]. Данные находки позволяют предположить, как минимум, вовлеченность данных территорий в сферу влияния Тюркского каганата. Более точные и аргументированные выводы можно сделать лишь после серьезных археологических исследований на севере области.

Следующий этап тюркского влияния на территорию Кировской области связан с процессом образования в IX–X вв. в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье раннефеодального Булгарского государства. Очевидно, что значительные торговые операции булгарские купцы, причем монопольно, проводили на северо-востоке – в Прикамье (бассейн Чулмана), – в Приуралье и на Урале, на севере Западной Сибири. Это был регион абсолютного господства булгарских купцов преимущественно из северо-восточных булгарских городов (в том числе и из Алабуги, являвшейся значительным торговым центром на территории Вятко-Камья). Они доходили вплоть до бассейна Чепцы и Чусовой на Каме [27]. Территория Кировской области бесспорно входила в зону торговых интересов булгар, однако самих булгарских поселений пока не выявлено. М. Г. Худяков отмечает в Малмыжском районе у с. Старый Бурец урочище «Болгары», покрытое целой группой неопределенных курганов. Согласно преданиям местных мусульман, булгары, после разрушения г. Булгара, основали целый Бурецкий край и оказывали на местных финно-угров сильное культурное влияние [28]. Кроме этого ряд исследователей склонны связывать появление булгарских поселений в бассейне р. Чепцы с группой каринских татар проживающих в с. Карино Слободского района Кировской области. П. М. Сорокин писал, что «для исследователя древнейшей истории Вятского края каринцы интересны в том отношении, что некоторые данные связывают их с государством волжско-камских болгар… Именно каринцы-князья представляются наследниками власти предполагаемых болгарских владетелей» [29]. М. Г. Худяков видел в каринских татарах потомков булгар, бежавших от монголо-татар на север и осевших на нижнем течении р. Чепцы [30]. Такие предположения интересны и не лишены определенной логики – действительно, можно допустить существование в Кировской области торговых факторий и поселений булгар, тем более что в соседних республиках и областях подобные памятники уже обнаружены.  Однако, археологических материалов подтверждающих существование таких памятников в бассейне р. Чепцы пока не обнаружено. Лишь на кладбище с. Карино найдено три надгробных памятника с эпиграфикой на арабском и тюрко-татарском языках. Однако данные памятники относятся к XVI в. – эпохе Казанского ханства и к булгарам имеют весьма косвенное отношение [31]. В связи с этим, попытки некоторых исследователей [32] помещать целые булгарские города на территории Кировской области, лишь на основе сомнительных письменных документов и собственных умозаключений, нельзя считать подлинно научными. Точные сведения могут дать только новые археологические исследования на юге области и в окрестностях с. Карино.

Поступательное развитие экономической и культурной жизни Волжско-Камской Булгарии было нарушено в 20-30-е гг. XIII в. нашествием монголов [33]. Дальнейшее влияние на территорию современной Кировской области оказывали уже монголо-татары. К этому времени на Средней Вятке русскими поселенцами образуется Вятская земля. Взаимоотношения населения Вятской земли с Волжской Булгарией, Золотой Ордой и Казанским ханством оставались на протяжении XIII–XV вв. достаточно напряженными. Об этом свидетельствуют данные русских летописей и некоторых других письменных источников, повествующих об исключительно враждебном характере этих контактов [34]. Следует упомянуть разграбление новгородскими ушкуйниками Болгара и похода на Сарай в 1374 г., поход татарского войска во главе с царевичем Бектутом на Вятскую землю в 1391 г. во время которого были опустошены русские и финно-угорские поселения, взят и разрушен город Вятка. Довольно регулярно, золотоордынские, а затем и казанские  ханы совершали набеги на Вятскую землю (например, походы хана Ибрагима в 1468 и 1478 гг.), но получали отпор и не смогли окончательно подчинить ее своей власти [35]. Из летописей известно о пребывании в Вятке посольской делегации казанского хана, имевшей сильные рычаги влияния на Вятскую землю. Так, на предложение московского князя совершить совместный поход на Казань, вятчане ответили отказом, сославшись на то, что хан их «изневолил» дать слово о нейтралитете [36]. Эти тяжелые взаимоотношения оставили отчетливый след в памяти поколений. Так, в 2010 г. разведотрядом Вятской археологической экспедиции под руководством А. Л. Кряжевских в деревнях Кирово-Чепецкого района были собраны местные предания о битвах с татарами, указаны болотистые места (с характерным названием «поганник»), куда якобы сбросили трупы татар. Местные жители сообщали о находках старинного оружия около таких «поганников». В самом районе довольно многочисленны топонимы связанные с татарами.

Поселений золотоордынского периода в области также не обнаружено. Однако Д. А. Салангин, анализируя керамический материал вятских памятников (Хлынов, Никульчинское II поселение, Котельнич, Спасское селище, Казаковцевское I поселение), выделяет на них особую «татарскую» группу керамики, наличие которой отражает влияние татар на гончарство населения Вятской земли. Более того, автор отмечает, что «ее появление на территории Вятского края связанно с переселением в XIV в. какой-то части татар на Вятку. Наиболее реальным исходным регионом носителей «татарской» керамики можно считать территорию Арского княжества» [37]. Учитывая наличие массы «татарской» керамики на других памятниках, можно предположить и дальнейшее расселение татар из с. Карино (или сразу из Арского княжества) в Хлынов, Спасское селище и Казаковцевское I поселение (на них обнаружено больше всего «татарской» керамики – более 2% от общего числа). Пребывание татар в бассейне р. Чепца в XIV в. подтверждается и находками джучидских (золотоордынских) монет [38].

Существуют предания, собранные на юге области около пос. Санчурск во время подворной переписи XIX в., которые сообщают о наличии здесь в древности татаро-марийского городка. Важно отметить, что наряду с марийцами вокруг Санчурска на момент переписи компактно жили татары. Об этом также свидетельствует много преданий. Судя по топонимам, татары жили в д. Городище Санчурского района [39]. На наличие татар указывает и находка золотоордынских монет «в большом количестве» в реке около поселка [40]. Можно допустить, что если татары составляли значительную часть населения около Санчурска, то вполне вероятно и подчинение им марийцев. Тогда марийские предания о Санчурске как о центральном городе ясно объясняются, без учёта марийских «князей» и «царей». Возможно, в Санчурске жили дружественные Казани мурзы или князья, владевшие покорёнными местными марийцами. Вместе с князьями селились здесь и простые татары. Это подтверждают предания в деревнях бывш. Малощегловской волости. Но, видимо, власть татар не простиралась дальше санчурской округи, так как в остальных местностях преданий о татарах неизвестно. И даже наоборот, предания говорят о том, что марийцы были вытеснены из-под Казани пришельцами «турками, кем ли…» (т. е. видимо татарами) в современный Яранский район, но «здесь зажили спокойно», о подчинении татарам не упоминается [41]. Вопрос о заселении татарами местности около пос. Санчурска интересен, но нуждается в дальнейшем уточнении.

       Население территории Кировской области с древнейших времен испытывало сильное тюркское воздействие. Вероятно, первое появление тюрок в этой местности связано с движением гуннов в эпоху великого переселения народов. В дальнейшем с крупными тюркскими образованиями – Волжской Булгарией и Золотой Ордой. Разумеется, многие вопросы, особенно вопрос ранней тюркизации и появления каринских татар, решенными считать нельзя, но определенное влияние тюркского компонента в эпоху средневековья очевидно. Высказанные предположения, безусловно, требуют дальнейшего подтверждения археологическими и этнографическими материалами.

 

Примечания 

 

1. Правительство Кировской области [электронный ресурс]. URL: http://www.ako.kirov.ru/region (доступ свободный).

2. Казаков Е. П. Новые археологические материалы к проблеме ранней тюркизации Урало-Поволжья // Татарская археология. № 1-2 (4-5). Казань, 1999. С. 23.

3. Халиков А. Х. Этапы этногенеза татар Среднего Поволжья и Приуралья // Проблемы современной тюркологии. Алма-Ата, 1980. С. 373.

4. Голдина Р. Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск, 2004. С. 254.

5. Там же. С. 259.

6. Генинг В. Ф. Азелинкая культура III – V вв. // ВАУ. Вып. 5. Ижевск, 1963.

7. Голдина Р. Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск, 2004.

8. Ошибкина С. В. Вятские древности: могильник Тюм-Тюм. Материалы охранных исследований. Т. 13. М., 2010. С. 61-63.

9. Халиков А. Х. Истоки формирования тюркоязычных народов Поволжья и Приуралья // Археология и этнография Татарии. Вып. 1. Казнь, 1971. С. 20.

10. Генинг В. Ф. Азелинкая культура III – V вв. // ВАУ. Вып. 5. Ижевск, 1963. С. 25.

11. Богачев А. В. Хронология двукружковых поясных накладок и проблема миграций в Волго-Камье на рубеже IV-V веков // Археологические памятники Оренбуржья. Вып.VIII. Оренбург, 2007. С. 21.

12. Ошибкина С. В. Вятские древности: могильник Тюм-Тюм. Материалы охранных исследований. Т. 13. М., 2010. С. 62.

13. Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 10.

14. Гумилев Л. Н. Хунну. Степная трилогия. СПб., 1993. С. 201.

15. Голдина Р. Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск, 1985. С. 125-126.

16. Там же. С. 130.

17. Там же. С. 132.

18. Кузеев Р. Г., Иванов В. А. Дискуссионные проблемы этнической истории населения Южного Урала и Приуралья в эпоху средневековья // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. Уфа, 1986. С. 6.

19. Голдина Р. Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск, 1985. С. 139.

20. Там же. С. 136.

21. Генинг В. Ф. Азелинская культура III – V вв. // ВАУ. Вып. 5. Ижевск, 1963. С. 14.

22. Халиков А. Х. Этапы этногенеза татар Среднего Поволжья и Приуралья // Проблемы современной тюркологии. Алма-Ата, 1980. С. 374.

23. Халиков А. Х. Происхождение татар Поволжья и Приуралья. Казань, 1978. С. 49.

24. Халиков А. Х. Истоки формирования тюркоязычных народов Поволжья и Приуралья // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Поволжья. Казань, 1971. С. 32.

25. Мокерова Е. Ю. Клады и находки монет VIII-XVII вв. на территории Вятского края (хронология и топография) // Монета. Вологда, 1995. С. 36.

26. Бердинских В. А. История кладоискательства в России. М., 2005.

27. Моця А. П., Халиков А. Х. Булгар-Киев. Пути-связи-судьбы. Киев, 1997. С. 27.

28. Худяков М. Г. Древности Малмыжского уезда. Вятка, 1917. С. 46-47.

29. Сорокин П. М. Арские князья в Карино // КВГ на 1897 г. Вятка, 1896. С. 45.

30. Худяков М. Г. Очерки по истории казанского ханства. Казань, 1923. С. 21.

31. Рахим Г. Болгаро-татарские эпиграфические памятники в Вятском крае // Материалы по охране, ремонту и реставрации памятников. Казань, 1930. С. 49-57.

32. Серкин С. П. Тайны земли Вятской: предания, мифы, гипотезы и реальность Подчуршинского городища. Киров, 2008. С. 108.

33. Фахрутдинов Р. Г. Археологические памятники Волжско-Камской Булгарии и ее территория. Казань, 1975. С. 50.

34. Макаров Л. Д. Болгаро-татарские материалы древнерусских памятников Вятской земли // Вопросы древней истории Волго-Камья. Казань, 2001. С. 143.

35. Эммаусский А. В. Исследования по истории Вятской земли. Киров, 2009. С. 31.

36. Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае // КВГ на 1883 г. Вятка, 1882. С. 170.

37. Салангин Д. А. Об одной из этнокультурных групп керамики Вятского края // Исследовательские традиции в археологии Прикамья. Т. 4. Ижевск, 2002. С. 244-245.

38. Мокерова Е. Ю. Клады и находки монет VIII-XVII вв. на территории Вятского края (хронология и топография) // Монета. Вологда, 1995. С. 37.

39. ГАКО. Ф.170. Ед.1. Д. 96. Л. 12.

40. Мокерова Е. Ю. Клады и находки монет VIII-XVII вв. на территории Вятского края (хронология и топография) // Монета. Вологда, 1995. С. 50.

41. ГАКО. Ф.170. Ед.1. Д. 96. Л.12.